... когда женщина со слезами тыкается в плечо любимому - это лишь за тем чтобы получить внимание и заботу, жалость и ласку... И СОВСЕМ НЕ ЖДЕТ, ЧТО ЗА НЕЕ ВСЁ СДЕЛАЮТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!! ИБО РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ САМИ, ВСЁ САМИ МОГУТ!!!!!!!!!! ...
В один прекрасный день документ нужно было не просто скопировать, а исправить. Несмотря на то, что всё необходимое было под рукой, настроено и готово к работе, а в тетрадке красовалось пошаговое руководство, тёща поехала проводить операцию к подруге в город за сто километров. Звонит:
— Мы тут документ отсканировали, в Ворд вставляем, а он криво и с полями. — Как распознавали текст? — Мы всегда так делали, и всё получалось, а сегодня криво, и изменить ничего не получается. — Как распознавали текст? — Он спросил, как сканировать, мы выбрали «Чёрно-белый рисунок или текст». Неужели этого ему недостаточно? — Короче, Файнридер на компьютере есть?
Трубку передают младшей дочери — оказывается, нету такого.
— Клаву в зубы, и набираем договор заново. А потом хором шагаем на курсы молодых юзеров — там всему научат. За деньги.
Набор двух страниц договора занял три с половиной часа. (с) баш
странный день.. люди вербализуют и пишут в дайрах те мысли и теми словами, которые вьются во мне... на волне?... ... ну, в общем то оно не суть важно, как и почему.. просто нра) ога))
Мне начинает казаться, что Васильев прав - Питер - город темный иной. Питер воплощен в Сфинксе, и этот город притягивает к себе людей определенного душевного склада, но их одновременно и развивает дальше и уничтожает... Питер многогранен, мудр, талантлив. Питер это это искусство, интуиция, страсть прикрытая тенью, некто в маске, разбойник добрый и злой, но все-равно вносящий в твою жизнь сумятицу, выбивающий из-под ног привычную почву.
Питер спит зимой, правда-правда зимой он становится обичным городом. Но с приходом весны, приходит Белая Ночь и город бодрствуя все время не дает душам людей отдыха и сна. Кто-то летает ночами, кто-то пишет стихи, кто-то мучительно пытается познать себя и разобраться в окружающих. Кто-то сидит перед окном и смотрит в темную синеву неба, о чем он думает?... А о чем думают люди гладя в небо?
Днем Питер почти обыкновенный, но если завернуть во дворик можно найти кусочек тайны. Можно всю жизнь прожив в городе, так и не увидеть его душу. А можно приехав на одни сутки, сойдя с поезда случайно стретиться глаза в глаза с душой Питера и всё... ты раб города навсегда. Можно любить город за красоту, а можно просто дышать воздухом Питера и не задумываясь ухать в другу страну. А там вдруг понять что нечем дышать, ну не надышаться чужим воздухом, не хватае сырости, запаха тополя и запаха Невы.
Часто тот кто "горит" в Питере "тлеет" в других городах. Просто это люди Питера, Питерцы - определяемые не по месту рождения, а по специальному гену, дети Питера.
Я люблю многие города, но жить могу только здесь...
"Бабушка, он мне до сих пор снится… - Внученька, вспомни прошлогодний снег. - При чём тут прошлогодний снег? Я же совета у тебя хотела попросить, а не о погоде поговорить. - А я тебе, внученька, его уже и дала. Если ещё болит, если ещё не до конца забылось, если вздрагивает ещё внутри, то ты скажи про себя мысленно: «Прошлогодний снег». И относись к тому, что у вас было, точно так же. Невозможно сохранить снежинку летом, внученька, - приходит и ей время растаять. И хоть тебе сейчас в это тяжело поверить, но обязательно выпадет новый снег. Просто доверься времени и дождись его, нового, свежего, чистого, первого снегопада. Но если ты еще тоскуешь по тому, что прошло, повторяй про себя: «прошлогодний снег, прошлогодний снег, прошлогодний снег»."
Грустный дыбр Кто бы что ни говорил, а самая конвертируемая валюта в современном мире - не информация, а внимание. Столько дел, столько амбиций, столько обязанностей и намерений, что времени катастрофически не хватает. А ведь хочешь-не хочешь, а определенное время должно уходить на сон и еду. В самых запущенных случаях еда также отводится под деловые переговоры - встреча за обедом, если не с партнером по работе, то, возможно, с сокурсницей, у которой надо что-то забрать, или с подругой, на которую все как-то не хватало времени, и не то чтобы с ней было о чем разговаривать, но если не сейчас, то значит никогда, а надо же поддерживать связи... И вообще, она хорошая, но просто сейчас не прет... Словом - потратить время на то, что действительно _хочется_ _тебе_ _сейчас_ - это становится редкой роскошью. Три условия, выполнить которые единовременно надо очнь сильно постараться. А даже если и ты как-то, послав массив ежедневных забот и мелких обязательств и выкроишь себе пару часиков не важно на что... сильно не факт, что получится провести их так, как "хочется сейчас". То есть, два из трех условий не выполнены. Мы все уже в состоянии купить себе конфетку, платье или коктейль, какие хочется - хошь "Космополитан", хошь "Б 75", хошь "Куба Либре". Книгу купить, диск, компьютер в конце концов. Сходить в кино. А вот если хочется сходить в кино с кем-то определенным, то тут начинаются препятствия. Во-первых, у _него_ могут быть дела на это время - встреча с коллегами в пабе (надо же поддерживать неформальные отношения, ему с этими людьми по 8 часов в день проводить), или он хотел съездить в магазин с родителями своей девушки - тоже так просто планы не переменить, или он вообще домой хотел, или он забыл телефон и ты тупо не дозвонился. И что мы получаем? На простую радость - спонтанно сходить в кино с другом сваливается охрененно запутанный клубок социальных отношений, по рукам и ногам связывающий вас обоих. На третий (или тридцать третий) раз такой херни я стала ловить себя на том, что вообще не пытаюсь пытаться распутать этот клубок. Ибо нервов потратится больше, десять раз отразишь, что там и без тебя есть чем заняться (стоять в очереди за чьим-бы то ни было вниманием я вообще ненавижу), что кабы не ты тут со своими планами, друг быть может лучше выспался бы, да и ты бы лучше поехал поспал вполне прекрасно... А потом начинается- сколько лет, сколько зим! А вот тут я слышал вы в кафешку собирались, а чего меня не позвали?.. А чего не звонишь? Кошмар. А если ты еще и способен развлечь себя сам, да еще и считаешь общество самого себя лучшим из существующих... То прямая дорога тебе в отшельники. Никто в этой ситуации не виноват. Нету тут такой категории, как виновность. Просто, все так. As so simple. И я обнаруживаю себя в одиночестве, в кафешке напротив окна, в руках "вкусная книжка", по окну стекает дождь, и в принципе все хорошо. И горький, горький вкус "Кубы Либре".
Да, в дыбре хромают логические связки. Да, я смотрю слишком однобоко, и на объективность оно претендовать не может. Просто вчера у меня было плохое настроение, я устала, вместо поддержки получила тычок по ребрам (фактор чьей-бы то ни было виновности все еще некорректен), и (самое главное) обнаружила, что на моем телефоне нет ни одной моей фотографии. Вообще. И никогда не было. И не будет, очевидно, тоже. Никогда.
..я сейчас встала, прошлась по комнате и закурила.. ..и долго смотрела в окно, чтобы перестать плакать.
Лермонтов.. Врубель.. Азазель... Маркиза= , дорогая, откуда у нас столь много общего?? ))) ... как ты всё именно так... да да, именно так и такими словами... А если ты еще и способен развлечь себя сам, ... То прямая дорога тебе в отшельники это одна крайность. я ушла в другую. . . . и потому - сбежала. весь этот года, после окончания универа, я распутывала-распутывала-распутывала эти клубки, сводя в едином времени и пространстве людей, которые... которыми у меня есть потребность дышать. Я жила этими мгновениями, и каждым этим мгновением - наслаждалась. Я отдавалась этому вся и полностью. потому что раньше - не было времени. именно так, как ты говоришь. я восполняла скопившуюся и вскипевшую за долгие годы потребность быть вместе с люимыми. ..сейчас каждую нашу с тобой встречу, каждый твой приезд на пехоту (хоть их было критически мало..), я вспоминаю с такой яркостью, что снова хочется плакать.... но только... только в один момент времени я чётко осознала, что тону в этом. да, именно так - другая крайность. Окунувшись всем своим существом в любимых и родных, я совсем потеряла время на себя. я перестала что то делать, учиться, стремиться, развиваться, потому что попросту не хватало на это времени. от слова совсем. сутки напролёт неделями, месяцами были поминутно расписаны на встречи-общение-ночера-кофе, и.. поэтому я уехала. дурацкий и экстремальный способ, да. надеюсь, он сработает. я физически ограничила себя от общения, заставив тем самым взяться за свой личностный и профессиональный рост, заставив себя снова учиться, думать, и учиться думать. да, я знаю, что время, проведённое вдали от вас, не пройдёт для меня даром: я сделаю очень много хорошего - для себя. И в то же время - я понимаю, что связи, созданные нами, там, дома, зачастую с таким трудом, через многие препятствия..., они ослабнут. ... и самый мой большой сейчас страх в том, что я могу их потерять насовсем. *ещё одна сигарета...* ..нам бы сейчас поговорить о компромисах, но чует моё сердце, что это больше утопия, нежели чтото в реалии могущее быть.. как бы то ни было.., давай будем стремиться к этому - не закрываясь, не замыкаясь, а отгрызая у этого мира и времени наше право на любовь и внимание - и с людьми, и к самому себе. я хочу, чтоб у нас получалось. пусть это будет мантрой.)
Я люблю тебя, родная. Спасибо тебе. За очень-очень многое в моей жизни - наше с тобой - спасибо. я очень тебя люблю.
моя комната помыта, но не прибрана пока.. окна в Питер, в ночь открыты.. даже холодно слегка. я сижу, уткнувшись в ноут.. снова пачка сигарет.. я боюсь открыться.. Город, Может мне здесь места нет? Может быть, послав сомненья, бросив свой уютный дом, я нашла в тебе спасенье?.. ..только верится с трудом. я разбросана горстями, несозревшею пыльцой, полнолунными ночами под нездешнею звездой, заблудилась.. заблудилась.. всюду серость и туман я ему во сне явилась.. может быть, самообман. вихри..вихри.. только тихо. словно нету ничего. вот скрипит лаптями Лихо, Домовой глядит в окно.. толи чудо, толи сказка, толи психика моя.. вот и клён с такой опаской покосился на меня.. я иду. шуршит дорога. толи гравий, толь битон. далека сейчас от бога, как от ваты - паралон. знаю, вижу направленье. знаю, что могу дойти. только снова вот сомненья..да скамейка на пути.. если сесть под эти ивы, если вишни их собрать, никакие тут мотивы не помогут даже встать! ну а я опять уселась. тьфу ты! бесит, чёрт возьми... и куда стремленье делось? и желание идти?? Хватит! Хватит!!! Рррр! Не надо снова нюни распускать. Будет солнце. Будет рядом. А не будет - наплевать. * * * Тихо-тихо ночь по крышам мышкой юркнула в кровать. я себя сейчас услышу, сберегу и буду спать.)
Проблема буквально лежит на поверхности. После того как в апреле сходит снег, земная поверхность обнажает слои отбросов и втоптанный в них неорганический материал. Потребление растет с каждым годом, оставляя позади технологию переработки и бытовую гигиену. Использовал — выкинул. Движение, завораживающее своей бессознательностью. Впору чуть ли не силой заставлять себя многократно использовать одну и ту же вещь. Если она это, конечно, позволяет.
Тема одноразового общества давно превратилась в общее место. Нет власти — есть группы интересов. Нет народа — есть электорат. Нет работы — есть проект. Нет работника — есть фрилансер. Нет семьи — есть «друзья» и «подруги» в широком смысле слова. Нет правил — есть права. Изобретатель чайного пакетика Томас Салливан и Марсель Бик, чье имя увековечено миллионами одноразовых ручек, ничего такого не имели в виду. Они делали жизнь чуть удобнее и зарабатывали на этом деньги. Но пишущие гуманитарии так этого не оставили. Еще в 1930-е годы немецкий мыслитель Вальтер Беньямин повел речь о том, что новые технологичные искусства, такие как фотография и особенно кино, упраздняют потребность аудитории в оригинальном произведении. Кинокартину можно размножить на бесконечное число копий, ни одна из которых не будет лучше или ценнее остальных. И если негатив, с которого печатают фотографии, по идее, не отличается от доски, с которой снимают оттиск гравюры, то нынешняя «цифра» делает фотографию потенциально вечной, поскольку носитель больше не страдает от износа. При этом исчезновение произведения тоже становится секундным делом — достаточно отформатировать карту памяти. Эти процессы радикально перестраивают сознание. Бесконечное размножение произведений, вещей и образов означает их неустранимое присутствие и одновременно — тотальную отчужденность. Они больше никому не нужны, как не нужны тысячи фотографий, сделанных на «мыльницу» в туристической поездке. Они существуют только в момент своего рождения. Дальше их никто никогда не смотрит. Известна мысль Жан-Поля Сартра, вложенная им в уста одного из трех героев пьесы «За закрытой дверью»: «Ад — это другие». Измученный обильным и бессодержательным общением, индивид середины XX века искал одиночества и сосредоточенности, боялся ответственности и разочарований, сетовал на непреодолимые различия между людьми. Спустя полвека эссеист-постмодернист, а в конце жизни еще и фотограф Жан Бодрийяр скажет, что с наступлением виртуальной цивилизации человек более не является ни субъектом, ни объектом, ни тем, ни другим. «Свершился переход из ада иного к экстазу одного и того же, из чистилища изменений в искусственный рай сходства». Ада больше нет. Есть мир однократный и вечный. Мир, где пластмассовый стаканчик выбрасывают даже не потому, что он загрязнился или треснул, а потому что можно взять следующий. То же происходит и с переживаниями, симпатиями, привязанностями. Неслучайно весь XX век так настойчиво обсуждалась тема эмоций. Сейчас это главная категория массовой психологии. Все только и делают, что обсуждают свои эмоции. Этому не мешает ни их вопиющее однообразие, ни столь же очевидная предсказуемость. Быть собой сегодня — это значит быть как все. Буквально — пользоваться СМС-рассылками ко дню рождения, Дню Победы и Дню работника пищевой промышленности. Удобно, легко, а самое главное, никого не напрягая.
Одноразовый мир во всем требует отсутствия напряженности. Точнее, «напряжности». Есть такое просторечное слово. «Не грузи меня!» — как часто этот обывательский девиз остается лишь выражением лица, не успевающим воплотиться в слово. Все и так слишком понятно. Если индивид Сартра испуганно закрывался от мира, то жителю современной цивилизации это уже не нужно. Не грузи никого, и никто не будет грузить тебя. Идея вечного покоя сменилась материей вечного комфорта. Он предполагает минимум любимых вещей-фетишей и обилие средств достижения нужного настроения. Ощущения мимолетны, как новые модели гаджетов. От мыслей вообще можно отказаться. Еще в 1999 году Чак Паланик в романе «Бойцовский клуб» набросал картину возможных последствий такого существования. Но то была какая ни есть социальная критика. Более чуткие к массам писатели вроде Фредерика Бегбедера, чей «Французский роман» рецензируется в этом номере, с готовностью и даже не без удовольствия говорят об эфемерности чувств и спасительном забвении. Люди используют друг друга так же, как бумажную салфетку или бритвенный станок. В мусорном ведре рядом с отслужившими вещами оказываются отслужившие приятели, возлюбленные и родственники, с которыми иногда и не начинают общаться. Интернет с его мнимостью большого мира и друзьями на безопасном, опять-таки «не напрягающем» расстоянии только подтверждает эту тенденцию. Кстати, корзина едва ли не единственная папка, которую операционная система чистит по умолчанию. Иначе никак.
Но вот что интересно. Интернет с его воплощенной виртуальностью может выступать и как обычное хранилище информации. Содержимое домашней страницы всегда под рукой, и открывается она с любого компьютера. Галактика Гутенберга никуда не делась, она просто отделилась от бумажной основы, сохранив за собой накопительные способности и склонность к бесконечному расширению. Интернет не отменил, а лишь утвердил задачу культуры как коллективной памяти. Хранит она теперь, конечно, и бессмертные шедевры, и всякий хлам, в котором бесполезно разбираться, однако хранит бережно и неизменно. Совсем иное дело — телевидение, одно время назначенное главным реформатором всей человеческой культуры. В экспортной советской сказке «Москва слезам не верит» герой по имени Рудольф на протяжении тридцати лет утверждает, что вот-вот исчезнут все культурные практики и останется одно телевидение. Режиссер Меньшов посмеялся над этим максимализмом еще тридцать лет назад, но так ли уж смешон был старина Рудик? В нашей стране, по крайней мере, телевидение еще долго будет оставаться для миллионов людей единственным окном в другие миры, и даже Интернет еще долго будет служить каналом для его передачи. У него беспримерный потенциал влияния. Как оно скажет, так и будет. Оно и внедряет в сознание масс идею одноразового общества — на уровне услуг, товаров, формирования потребностей и ценностей.
Телевизионный сериал не имеет начала и конца, как произведение искусства. Он просто существует, как сама жизнь. Каждая серия — одноразовое явление, каждый день все в этой жизни начинается сначала. Со стороны это кажется кошмаром бесконечного сходства, изнутри — нормальной рутиной, с которой легко идентифицироваться, которой приятно сопереживать, потому что она не имеет последствий. «Говорящие» передачи, которые еще называют ток-шоу, исходят из того, что зритель наделен лишь моторной ассоциативной памятью. Короче говоря, что зритель — это животное. Иначе эти передачи не были бы такими одинаковыми, точно размноженными на ксероксе. Посмотрел — забыл. Увидел — нравится, потому что видел что-то подобное. Вот и вся логика. Казалось бы, новости так и называются из-за того, что каждый день приносят что-то новое. Но расчет уже давно идет на другое. Разумеется, случаются эксцессы, например снегопад в Москве, к которому власти северного города, как обычно, оказались не готовы. Бывают истории и страшнее, и тогда новостные редакции лихорадочно уминают взбунтовавшееся событие в принятый формат. А предполагает он, что ежедневно происходят одни и те же вещи, образующие круговорот удобной предсказуемости. Она замечательно согласуется с тем, что все в мире происходит один раз, используется один раз, ощущается один раз. Можно идти по кругу. Наконец, апофеоз однообразия — это реклама, которую для порядка поругивают, но жить без которой уже не могут. А в рекламе... ну что показывают в рекламе? Подгузники и прокладки, колготки и жвачка. И лишь автомобили сияют на фоне этих эфирных оболочек образцами стабильной материальности. Счастливое исключение. Типа недвижимости.
Телевидение, как ни одно другое культурно-информационное пространство, вплотную подошло к пустоте одноразовой жизни. Неслучайно триумф телевидения пришелся на последнюю четверть XX века — время пластмассовой моды, искусственных «кислотных» цветов, холодной электронной музыки, гуттаперчевых танцев покойника Майкла Джексона, первых компьютерных спецэффектов и первых игр, начинающих затягивать человека в омут виртуальности. Впрочем, она оказалась нестрашной и даже управляемой. Телевидение же так и осталось неуправляемой и тоталитарной средой, от которой не так легко избавиться. Выключить телевизор — еще не значит заставить его умолкнуть.
Проблема переработки отходов в России становится все более запутанной
Ежегодные объемы поступающих в биосферу твердых бытовых отходов (ТБО) давно превысили критическую норму. В 2009 году жители Земли произвели 400 млн тонн мусора. По данным Greenpeace, 30 млн из них приходится на Россию в целом, а 6 млн — конкретно на Москву. Принято считать, что ежегодно выработка бытового мусора в России растет на 9—10%. При этом, по оценкам экологов, действующие на территории страны полигоны для складирования отходов исчерпали свой ресурс еще полтора десятка лет назад.
Жители планеты производят по 400 млн тонн бытового мусора в год — это критическая отметка. Миллионы гектаров земли отведены под свалки, которые пагубно влияют на состояние экологии и здоровье людей. Основной метод борьбы с отходами — переработка и вторичное использование. Однако эти процессы в России пока не спешат отлаживать.
Мусорный ветер
«На самом деле больше всего мусора от американцев — в среднем 500—600 кг на человека, мы же идем вровень с Европой — каждый россиянин производит примерно по 300 кг мусора в год», — рассказывает руководитель токсической программы «Greenpeace Россия» Алексей Киселев.
Общий объем накопленных отходов производства и потребления в России составляет по меньшей мере 85 млрд тонн. «Самое страшное здесь, что корректные цифры озвучить просто невозможно, — говорит президент Ассоциации рециклинга отходов Михаил Малков. — Система государственного учета в этой области до сих пор не выстроена, несмотря на то что за этот вопрос отвечают по меньшей мере два ведомства: Минприроды и Ростехнадзор». По официальным данным, в стране 12 тыс. легальных, зарегистрированных объектов захоронения отходов — это 1,5 млн гектаров земли. «При этом количество несанкционированных свалок раза в полтора-два больше», — делится опытом Малков.
В Московском регионе действует 60 свалок общей площадью 8—10 тыс. гектаров. «Но страшно то, что общая загруженность объектов сегодня составляет 70—75% от предельно возможной — это реальная проблема, с которой надо что-то решать», — рассуждает Михаил Малков.
Алексей Киселев, в свою очередь, утверждает, что по подсчетам Greenpeace, российские мусорные полигоны исчерпали свой запас мощности еще в 1996 году. «То, что туда сваливают сейчас, — уже переходит все возможные границы», — отмечает он.
Плач природы
Естественный почвенный покров способен ежегодно поглощать 42 млн тонн отходов — с накопленными на сегодняшний день объемами он справиться уже не может. Складывающаяся экологическая обстановка сказывается на здоровье людей не самым благоприятным образом: по официальным данным, в опасных, загрязненных зонах проживает порядка 40 млн россиян, то есть четверть населения страны. «Это приводит к непредвиденным ситуациям: допустим, в 1990 году в Ставрополье сточные воды со свалки попали в родник Корыта и спровоцировали вспышку холеры, унесшей жизни 49 человек», — вспоминает Алексей Киселев.
У помоек есть и еще одна проблема — свалочный газ, образующийся в результате анаэробного гниения органических отходов. Наполовину он состоит из метана, выделение которого оказывает пагубное воздействие на озоновый слой. «На самом деле эта проблема еще не до конца изучена: никто не знает, насколько серьезный вред он наносит, — рассуждает Алексей Киселев. — Уже сегодня существуют технологии, блокирующие его выделение, вместо метана будет выходить просто пар, но они слишком дорогие — их использование увеличит тарифы на вывоз мусора так, что население всех поднимет на вилы».
Сегодня проблема свалок решается просто — излишний мусор сжигают. Вокруг Москвы функционируют пять мусоросжигательных заводов. Все они были построены до 1995 года, с тех пор подвижек в решении проблемы нет. В свое время эти предприятия вызвали серьезное негодование экологов. «В исходящем дыме содержатся по меньшей мере 400 опасных для человека веществ, которые накапливаются в организме и стимулируют развитие онкогенных заболеваний», — поясняет Киселев. Эксперт уверен, что полностью решить проблему при помощи сжигания нельзя: ежегодное увеличение объемов мусора приведет к прогрессирующему росту числа заводов.
Дым из трубы
На вторичную переработку, по официальным данным, уходит лишь 27% российского мусора. Однако эксперты рынка озвучивают совсем другие цифры. «Индустрия рециклинга отходов в России находится примерно на том же уровне, как в европейских странах 30 лет назад, — рассказывает Михаил Малков. — Уровень отсортированного вторичного сырья от общего объема ТБО составляет не более 3—5%».
В странах Евросоюза на переработку отправляются порядка 85% отходов — там рециклинг считается прибыльным бизнесом. Мировой оборот в этой отрасли составляет порядка 500 млрд долларов в год. При исходных данных в России на переработке мусора можно было бы зарабатывать порядка 30 млрд рублей в год.
Прямой пример тому — использование пресловутого свалочного газа. Сегодня в России работает лишь одна тепловая электростанция (ТЭК), сырьем для которой служат сточные воды. Курьяновская ТЭС была запущена в самом начале 2009 года, однако идея ее создания зародилась еще давно, в 2005 году, когда в результате неполадок в системе электроснабжения Москвы на шесть часов полностью прекратилась подача энергии на Курьяновские и Люберецкие очистные сооружения. Инвестором проекта выступает австрийский концерн EVN AG, который вложил в станцию 29,3 млн евро. Эти деньги планируется вернуть за 15 лет работы, все это время выработанную энергию будут продавать Мосводоканалу. Стоимость выработки Курьяновской энергии — 1,8 руб./кВт·ч.
Вместо людей машины
На сегодняшний день захоронение и переработка отходов находятся в ведении органов местного самоуправления. Проблема не двигается с мертвой точки. «Разработка грамотной системы разделения отходов помогла бы решить мусорный вопрос на 80%, — говорит Алексей Киселев. — Весь поток бытового мусора должен быть разделен на три категории: сухое вторсырье, органика и опасные отходы (батарейки и лампы)». Несколько лет назад в Москве проводилась попытка разделения отходов: на улицах были установлены специализированные контейнеры, однако эксперимент быстро свернули. «Это была простая инициатива по освоению бюджета, а не реальный проект, — рассуждает Киселев. — Создается впечатление, что, когда ничего не вышло с мусоросжигательными заводами, чиновники просто решили: хорошо, тогда мы не будем вообще ничего делать, пусть будет только хуже». В октябре прошлого года столичный Департамент потребительского рынка озвучил инициативу поэтапного ограничения использования пластиковых пакетов, однако никаких конкретных мероприятий так и не было проведено.
В Москве проблему отчасти пытаются решить на муниципальном уровне. Так, в Северном административном округе (САО) с осени начнет действовать специальная система раздельного сбора отходов, для этого там уже было установлено 300 инновационных баков. «Кроме того, мы сократили процесс транспортировки: вместо 90 мусоровозов сегодня ездят только девять машин — их вместительность намного выше, 120 кубометров отходов супротив стандартных 20, — рассказывает префект САО Олег Митволь. — Весь мусор увозится на те же полигоны, но не кучами, а цельными спрессованными брикетами, срок хранения которых десятки лет». По словам префекта, тарифы на вывоз мусора для населения увеличиваться не будут: модернизация происходит на деньги коммерческих компаний, организующих вывоз мусора. «Замена автопарка выгодна им самим — ведь это существенная экономия на бензине, а мусорные баки мы купили за счет выделенных государством ежегодных денег, и это вышло намного дешевле: стандартный большой зеленый мусорный бак вмещает 0,7 кубометра и стоит 26 тыс. рублей, а в инновационный влезает 5 кубометров и стоит он 68 тысяч», — поясняет Митволь.
По его словам, переход на раздельный сбор мусора в столице — процесс довольно трудоемкий. «Нам приходится осуществлять разделение на этапе дворника, — рассуждает он. — Ведь основной источник отходов — многоквартирные дома, а там установлены мусоропроводы, и люди просто ленятся разбирать все это». Интересно, что другие префекты не спешат учитывать позитивный опыт САО. «Недавно у нас проходило соответствующее совещание во главе с Юрием Лужковым, где он предложил другим округам действовать по нашей технологии, но никто не хочет этим заниматься — денег же не выделяется», — резюмирует Митволь.
На первый взгляд кажется, что легкомысленное отношение к одноразовым вещам, характерное для современного общества, заключается в нерациональном потреблении продуктов и ресурсов. В действительности же одноразовый подход коренным образом воздействует на мировоззрение человека, возводя в культ личную свободу от всего и всех и утверждая ценности крайнего индивидуализма.
Сегодняшнее общество уже естественно воспринимает новый вид отношений с вещами, превратившимися в одноразовые объекты потребления. Однако этим дело не ограничивается, и парадигма быстротечности распространяется на межличностные отношения, порождая новую психологию «проката», в которой на смену длительным связям приходят непродолжительные взаимодействия. Причем модель недолговечных свободных отношений становится основной характеристикой всех сфер человеческой жизни, будь то любовь, дружба или работа.
Бракованные отношения
Изменение семейных ценностей является одним из наиболее существенных показателей, характеризующих трансформацию социокультурной реальности. Сегодня можно с полной уверенностью утверждать, что в обществе происходит коренной перелом в отношении к институту семьи. Представляя собой раньше весьма устойчивую структуру, стабильность которой вошла в поговорку «Мой дом — моя крепость», в настоящее время семья, в особенности брак, становится все более беззащитным перед лицом глобального индивидуализма.
Казавшийся раньше почти нереальным или по крайней мере очень редким и нежелательным сценарий, при котором брак заканчивается разводом, в сегодняшнем мире становится, наверное, самым прозаичным событием. И если полвека назад на один развод приходилось 24 брака, то сегодня уже из 24 союзов расторгаются 15, причем эта тенденция имеет очевидную корреляцию со степенью развития и модернизированности общества (график 1). При этом количество свадеб с каждым годом уменьшается, а число расставаний растет (график 2).
По данным газеты Welt am Sonntag, почти треть немецких женщин и около 40% мужчин на протяжении всей жизни так никогда и не вступят в брак. Обычно молодые люди аргументируют свой отказ тем, что просто не готовы к созданию семьи, в которой, по их мнению, теряется личная свобода, уступая место взаимной ответственности. К тому же в условиях кризиса важной причиной уменьшения количества браков является недостаточная стабильность в профессиональной сфере.
Препятствия на пути желающих вступить в брак могут выстраивать даже государственные структуры. Анализируя материалы исследований, по результатам которых число незамужних женщин Великобритании превысило число замужних, директор христианской организации Jubilee Centre Джон Хейвард отметил, что налоговая система страны ставит палки в колеса желающим пожениться. По оценкам Центра социальной справедливости, ежегодно британцы, состоящие в браке, теряют на 1336 фунтов стерлингов (2004 доллара США) больше, чем те, кто не узаконил свои отношения. Схожая картина наблюдается и в США, где люди, состоящие в браке, заполняют единую декларацию и платят отчисления больше, чем составлял бы их суммарный индивидуальный налог.
Однако, даже найдя свою вторую половину и преодолев финансовые сложности, многие люди все равно не торопятся официально регистрировать свой союз, живя в гражданском браке и сохраняя за собой право в любой момент разорвать отношения, как только у одного из одноразовых супругов иссякнет желание быть вместе. Оценивая современные тенденции трансформации семьи и общества в целом, многие футурологи прочат в скором времени приход «серийной моногамии» — чередующихся брачных союзов, в которых человек меняет партнера раз в несколько лет. Еще в 1970 году футуролог Элвин Тоффлер в своей работе «Шок будущего» подчеркивал, что такие отношения характерны для социального устройства, «в котором автомобили берут напрокат, кукол отдают в счет покупки новых, одежду перестают носить, надев ее один раз».
Но все же стоит отметить, что все более широко распространяющиеся сейчас виды отношений подразумевают под собой максимальную открытость друг перед другом. Так что в случае возникновения конфликтов или неудовлетворенности молодые люди сразу же обсуждают и решают выявленные проблемы, ведь иначе они рискуют остаться в одиночестве. В то время как в традиционной семье открытость часто отсутствовала и супруги могли не находить общего языка, ссориться не переставая, не разрешать годами копившиеся противоречия, но все же формально сохранять семью.
Контакты и контракты
Аналогичные, хоть и не столь скрупулезно фиксируемые перемены наблюдаются и в дружеской сфере общения. Современное общество подразумевает достаточно высокую степень мобильности, урбанизацию, расширяющийся и постоянно меняющийся круг интересов, частую смену места работы, а также возможность существенного изменения социального статуса. Все эти факторы с трудом позволяют человеку поддерживать на протяжении длительного времени отношения с некогда сформированным кругом близких друзей. Скорее, его нынешние дружеские отношения представляют собой непродолжительные приятельские связи, которые разрываются и возникают в зависимости от различных жизненных обстоятельств — смена работы, интересов, перемена статуса приводит к мимолетности, неустойчивости контактов и к постоянной смене круга «одноразовых друзей».
Фундаментальные изменения коснулись и сферы труда. Еще совсем недавно при устройстве на работу сотрудник мог рассчитывать на определенные гарантии занятости, социальный пакет и имел уверенность в завтрашнем дне. Сегодня же общество существенно преобразило трудовые отношения, добавив в них элемент если не одноразовости, то быстротечности.
Все более широкое распространение получает работа по кратковременным контрактам, так называемый фриланс. В этом типе занятости работнику предлагают выполнить определенный объем работы в течение некоторого периода за заранее оговоренную плату. При этом фрилансер живет по собственному графику и самостоятельно распределяет нагрузку, а также обладает редким правом выбирать работодателя.
В определенных условиях такая модель занятости действительно очень удобна. Для женщин с маленькими детьми, студентов, людей со слабым здоровьем, не позволяющим ежедневно ездить на работу, или пенсионеров фриланс, дающий возможность заработать, практически не выходя из дома, — настоящее спасение. К тому же «свободная работа» позволяет выбрать именно то направление деятельности, которое в данный момент по душе, ведь фрилансер в некотором смысле сам себе начальник.
Однако решившихся на удаленную работу и периодическую занятость ждет не только приятное ощущение свободы и хруст купюр в кармане, но еще и постоянная неуверенность в завтрашнем дне. Ведь наряду со многими достоинствами фриланс сопряжен с серьезными рисками. Среди них нерегулярные заказы, а следовательно, отсутствие стабильной заработной платы, что в кризис особенно неприятно. Отсутствие так высоко ценимого социального пакета, а также оплачиваемого отпуска и больничных листов. К тому же карьерный рост фрилансера также имеет особую специфику, в условиях которой очень сложно добиться действительно выдающихся результатов. Любой «вольный художник» должен осознавать, что, начав заниматься самостоятельным трудоустройством, он автоматически берет на себя решение налоговых и юридических проблем, а это человеку без опыта будет сделать очень нелегко. Не стоит забывать и о том, что гарантия занятости удаленно работающего сотрудника просто-напросто отсутствует. Социолог Зигмунд Бауман в своей работе «Текучая современность» отмечает, что «такие работники признают, что они — «предметы одноразового использования», и поэтому не видят смысла в привязанности к своим рабочим местам и сохранении лояльности к работодателю». К слову, одноразовые работодатели платят им той же монетой: многие HR-менеджеры открыто говорят о том, что фрилансеров заменить гораздо проще, нежели сотрудников, трудящихся в штате.
К тому же заработная плата одноразовых работников зачастую оказывается существенно ниже, чем у их «штатных коллег», поэтому, выполняя одинаковый объем работы, «свободный сотрудник» часто по деньгам оказывается в проигрыше. Возможно, что именно из-за низких ставок «вольных художников» в кризисное время фриланс не стагнирует, а набирает обороты. Ведь многим компаниям очень удобно экономить на заработной плате, социальных пакетах, аренде офисного помещения, а в результате получать работу сравнимого качества.
В настоящее время в России, по данным президента кадрового объединения «Метрополис» Валерия Полякова, на рынке труда не более 200 тысяч фрилансеров, то есть 0,3% от всего экономически активного населения, причем существенный рост числа одноразовых работников не прогнозируется. Это очень небольшой процент в сравнении с другими государствами. По данным U.S. Bureau of Labor Statistics, в Соединенных Штатах еще в 2005 году насчитывалось 10,3 млн независимых работников, что составляло 7,4% от суммарного экономически активного населения. На сегодняшний же день некоторые источники указывают цифру в 36 млн фрилансеров, что составляет около четверти всей рабочей силы. Вполне возможно, что такие цифры связаны с нестабильной ситуацией на американском рынке труда, несущем серьезные потери из-за экономического кризиса, однако тенденция к росту числа одноразовых работников налицо. При этом западные свободные сотрудники занимают гораздо более активную гражданскую позицию по отношению к работодателям и даже поддерживают собственный профсоюз, следящий за соблюдением прав своих членов. В нашей стране «вольные художники» относятся к идее создания профобъединения весьма скептически, заявляя, что во фрилансе «каждый за себя», и продолжая писать гневные и разоблачительные топики на форумах про нерадивых работодателей, не выполнивших обязательств по контракту.
Таким образом, современное общество на данном этапе своей эволюции предлагает человеку новые степени свободы. Теперь каждый вправе выбирать модель семейных, дружеских и рабочих отношений, а также видоизменять ее и приспосабливать под себя. Но, делая такой выбор, мы получаем неустойчивую систему, которая учит нас воспринимать весь современный мир как гигантский набор объектов одноразового использования, начиная от носовых платков и заканчивая близким человеком. Эти объекты не принято чинить или хранить, они выбрасываются сразу же после использования, а об их существовании сразу же забывают. Однако не стоит обольщаться, полагая, что выбор совершаешь именно ты. Принимая правила этой постмодернистской игры, любой, думая, что он становится хозяином собственной жизни, оказывается всего лишь «одноразовым стаканчиком» для других.
Недолговечные товары — необходимость или мошенничество?
Вещи, как и люди, не живут вечно. Но в случае с человеческой жизнью усилия современной науки и технологий направлены на ее продление. А вот вещи в нынешней экономической модели должны быть как можно менее долговечными, и та же самая наука и технологии борются за сокращение срока их существования.
Материальный прогресс сегодня принято понимать как развитие науки, промышленных технологий, появление все более совершенных материалов, сложных электронных систем и т. д. В «прогрессистской» картине мира вещи с развитием человеческих знаний должны становиться все более удобными, помогающими решать самые разнообразные задачи — будь то конструкция детской погремушки или марсоход. Идея светлого технологического будущего сама по себе способна увлекать не меньше любой религии и социальных конструкций. Но на первом месте в ней стоят потребности людей и знание, помогающее создавать нужные вещи и их свойства. В нашем мире, где на первое место выведена экономическая целесообразность, и то, и другое используется, чтобы сделать вещи выгодными товарами, способными принести прибыль. И долговечные, надежные вещи — а классический прогресс предполагал, что надежность является важнейшим качеством любой технической новинки — в эту систему не вписываются. Потому что их владельцы не поторопятся купить новые. Нынешний уровень потребления, на котором стоит либеральная экономическая модель, совершенно невозможно поддержать без искусственного «выведения из строя» уже купленных товаров. Идеальный товар в этой модели — тот, который после покупки мгновенно надоедает покупателю, теряет свои свойства и «самоликвидируется», так что его владелец полностью готов к новой покупке.
Технологии сокращения жизни
Персональное потребление товаров и услуг во всем мире за вторую половину XX века выросло в разы. По данным Worldwatch Institute, если в 1960 году эта цифра составляла 4,8 трлн долларов, то в 2000-м — уже 20 трлн, в 2008-м — 33 трлн, а в 2013 году должна достигнуть 38 трлн долларов. Если сравнить потребление 1950-х с потреблением 1990-х, то во всем мире количество потребляемого угля, стали, меди и энергии на душу населения удвоилось, а потребление пластика увеличилось в 5 раз. За большую часть роста этого потребления ответственен «золотой миллиард» — 60% от всего объема персонального потребления приходится на 12% населения Земли, проживающего в Северной Америке и Западной Европе. (Динамика роста персонального потребления в США показана на графике 1.) Энни Леонард в своей книге «The Story Of Stuff» («История барахла») пишет, что в 2004—2005 годах две трети 11-триллионной американской экономики ушло на личное потребление, причем на обувь, часы и ювелирные изделия американцами было потрачено больше, чем на получение высшего образования. Можно заметить, что не все предметы потребления «одноразовые». Однако другие цифры не оставляют сомнений — только тинейджеры в возрасте 12—19 лет в США в 2004 году потратили на свои покупки 169 млрд долларов. Вряд ли это были долгосрочные капитальные вложения — можно с уверенностью утверждать, что именно молодежь больше всего расходует деньги на товары-однодневки — модную дешевую одежду, музыкальные диски, электронные гаджеты.
Не менее впечатляют и масштабы «циркуляции» текстиля. Так, по данным The Council for Textile Recycling, в 2006 году в США около 2,5 млрд фунтов текстиля (10 фунтов на человека) получило «вторую жизнь» в виде одежды секонд-хенд и т. д., однако это всего лишь 15% всего объема выброшенной ненужной одежды. В Великобритании, где одежда составляет половину всех потребительских товаров, новых предметов гардероба на каждого жителя ежегодно приходится в среднем по 35 кг, однако только одна восьмая часть из этого количества вновь используется после того, как люди избавляются от ненужных и надоевших вещей — остальные же 30 кг отправляются прямо на свалку.
Уже даже английская палата лордов бьет тревогу, и в ее докладе 2007 года критиковалась подобная модель потребления: дешевые «одноразовые» товары «загрязняют» общество в прямом смысле слова. В частности, речь шла о культуре fast fashion — «быстрой моды», когда недорогую одежду приобретают и выбрасывают, надев эти вещи всего несколько раз, чтобы купить следующие новинки. Точно так же, согласно этому докладу, и большая часть электроники в Британии отправляется на свалку, будучи 100-процентно работоспособной. Сроки жизни бытовой техники сегодня крайне малы (таблица 1) и составляют в лучшем случае несколько лет.
Впрочем, быстро становящиеся ненужными вещи далеко не всегда отправляются на свалку — они просто продолжают мертвым грузом лежать в домах у владельцев. Так, в США с 1985 по 2008 год индустрия персональных складских контейнеров (которые используются для временного или постоянного хранения различных вещей вместо домашних кладовок, чердаков и прочих традиционных помещений) росла втрое быстрее, чем население. В итоге количество этих коммерческих складских квадратных метров на душу населения увеличилось более чем в шесть раз. Вещей производится, продается и выбрасывается все больше.
Таймер-убийца
Если сто лет назад гарантией успешного бизнеса было продавать вещи, надежность которых проверена и которые можно было передавать от отца к сыну по наследству, то сегодня все наоборот — на коне оказывается только тот, кто способен убедить потребителя покупать у него все новые и новые товары, забыв о предыдущих моделях и версиях. Как экономика дошла до такой жизни? Очевидно, что без постоянного роста продаж товаров и услуг нынешняя экономическая модель неработоспособна. Сегодняшний рубль должен принести завтра два. Экстенсивный и интенсивный пути роста используются одновременно — ищутся как новые рынки сбыта, так и все способы продать уже имеющимся потребителям новые товары.
Новые — не всегда в смысле радикально новых функций и технологий. Еще на заре маркетинга предлагалось периодически менять хотя бы цвет и форму упаковки товара ради эффекта новизны. Сейчас производители продвинулись намного дальше. Конечно, появление принципиально новых технологических свойств — достаточный повод купить новый товар. Но всегда ли это действительно новинка? Производители телевизоров, мобильных телефонов, кухонных комбайнов выводят ежегодно на рынок как минимум несколько новых моделей. С функциональной точки зрения менять все эти вещи ежегодно потребителю нет смысла.
В России — тем более, маркетологи отмечают фанатичную преданность наших граждан своим старым, но еще работающим предметам обихода. Многие, вероятно, помнят известный рекламный ролик компании IKEA, получивший приз фестиваля «Каннские львы», где старую настольную лампу выбросили, она стоит одинокая и грустная под дождем, а зрителю в конце с изрядной долей черного юмора советуют очнуться от своих переживаний, ведь новые вещи — гораздо лучше старых. То-то были бы удивлены его авторы, если бы побывали в квартирах большинства россиян. Однако рынок не ждет — и даже этих ретроградов, которые еще не готовы расстаться с дедушкиной лампой и холодильником ЗИС, надо каким-то образом убеждать приобрести новые вещи.
Производители могут играть относительно честно — действительно представить товар с новыми функциями, новым дизайном, позиционировать его как модный стильный аксессуар. Однако недаром существует термин «запланированный износ». Можно открыть пять новых функций, но выпустить новинку только с одной, через пару месяцев — с двумя и т. д., и таким образом подталкивать покупателей к более частой смене модели. Можно выводить из производства запчасти и дополнительные детали к старым моделям, да и просто прекращать выпуск популярных, но не самых современных моделей.
Срок службы современной техники оставляет желать лучшего, он все более и более сокращается. Это мы можем отвезти на дачу старый холодильник, ламповый приемник или керосиновую лампу и пользоваться ими еще десятилетия. А вот наши дети и внуки при всем желании не смогут увидеть работающими наши сегодняшние приобретения.
Есть мнение, что здесь не обходится и без «черных технологий». Обычная история: ровно через месяц после окончания гарантийного срока начинаются поломки у стиральных машин и компьютеров, после нескольких стирок теряют форму футболки, обувь не может «прожить» и сезона, аккумулятор мобильного телефона перестает заряжаться после определенного числа циклов перезарядки. Чем обусловлена эта потеря качества: банальной экономией издержек или намеренным превращением вещей в одноразовые? Последнее вроде бы недоказуемо, но поговорите с любым специалистом по ремонту электронной и бытовой техники, да и просто спросите знакомых: выход из строя новых еще вещей стал банальной ситуацией.
Так, несколько лет назад компания Sony была вовлечена в неприятную для ее репутации историю — среди пользователей в Юго-Восточной Азии распространились слухи о якобы встроенном «таймере самоуничтожения», вскоре после гарантийного периода приводящем к отказу электроники этого бренда. Высокие руководители корпорации даже были вынуждены публично это отрицать. Однако вскоре, как пишет британская Telegraph, в модельном ряде телевизоров Bravia был обнаружен «баг», делающий невозможным включение аппарата после 1200 часов работы — то есть, если в среднем брать 3 часа просмотра ТВ ежедневно, как раз в момент окончания гарантии. Компания извинилась и устранила неисправность. Но осадок, как говорится, остался.
Не менее интересную свою беседу с сервисной службой другой электронной корпорации привел на сайте этого издания один британский читатель. Его принтер выдал сообщение об ошибке, и он обратился в службу поддержки. «Присылайте принтер нам, мы разберемся, стоит это 50 фунтов». — «Но он все еще на гарантии». — «Хм, странно, обычно до конца гарантийного срока они эту ошибку не выдают». Похвальная честность.
Так что те, кто хранит на антресолях дедушкину лампу, поступают мудро. Если что, она-то точно будет работать. А вот за детища современного прогресса уже никто не может поручиться.
Экономический постмодерн
У компаний и сторонников такого намеренного подстегивания потребителей методом «Не хочешь — заставим» есть как минимум два популярных аргумента в свое оправдание. Первый говорит о том, что без роста потребления колесо мировой экономики перестанет крутиться. Еще Элвин Тоффлер, автор нашумевшего «Футурошока», в 70-е годы писал, что развитие технологии сокращает стоимость производства гораздо быстрее, чем падает стоимость ремонтных работ. Теперь дешевле заменить вещь, нежели починить ее. Экономически разумнее создать дешевый, одноразовый предмет, хотя он прослужит не очень долго. Отказ от такой модели вроде бы приведет к тому, что жители западных стран станут просто жить хуже, не смогут столько зарабатывать и покупать, а уж бедные китайцы, малазийцы и прочие интернациональные пролетарии лишатся всякой возможности выжить. Так что выбор непростой — или чтоб принтер работал и после гарантии, или чтоб китайские рабочие не голодали.
Второй аргумент менее пафосный, но более понятный. Новинки нужны компаниям, чтобы не оказаться вытесненными с высококонкурентных рынков. Не делая ставку на новое, можно не успеть и не «поймать волну». А в условиях, когда продается что-то на самом деле потребителю не особо и нужное, это крах. Поэтому новинки — это орудие конкурентной борьбы за потребителя, которому столько и таких товаров может быть вообще и не нужно. Они являются хоть какой-то гарантией от тотальной неопределенности, которая характерна для современного бизнес-пейзажа (таблица 2).
Фактически бизнес работает в условиях «экономического постмодерна», компании разрабатывают десятки новшеств, при этом понимая, что сценарий потребительских предпочтений полностью ими неуправляем, хотя они серьезно пытаются на него влиять. И тем не менее демонические корпорации, стопроцентно могущие навязать свою волю потребителю, — это явление тех же времен, что и большие политические партии и жесткие административные системы. Сегодня абсолютно все живут в условиях пусть управляемого, но хаоса. Новинки — это флуктуации, которые направляют потребителей, но не управляют ими. Компании сами одновременно и управляют рынком, и в то же время такие же жертвы его неопределенности.
Призрачные горизонты
И все же «одноразовость» порождают не экономические механизмы. С их помощью «одноразовый мир» функционирует, тогда как его истинные движители — в умах, а не в «таймерах самоуничтожения» и не в модных гаджетах. Все вещи, о которых мы упоминали выше, устаревают в наших глазах в первую очередь морально. Они перестают соответствовать нашим представлениям об идеале. А идеал — это нечто новое, способное дать то, о чем и не просили, соответствовать любым индивидуальным предпочтениям. И как у всякой мечты, которую надо превратить в «двигатель прогресса», идеал недостижим. Не успел покупатель отойти от прилавка с новой дорогой игрушкой, а там уже появились другие. Мгновенно из популярных в старомодные превращаются диеты, стили отдыха и работы. Рецепты хорошей жизни и приспособления для достижения желаемого имеют «срок годности», будь то дизайн квартиры или профессия.
Устаревают и знания. «С началом дальнейшего ускорения развития мы можем сделать вывод о том, что знание становится все более «скоропортящимся» продуктом, — писал автор «Футурошока». — Сегодняшний «факт» превращается завтра в «дезинформацию». Быстро думать, быстро приспосабливаться, быстро меняться — вот что должен уметь новый человек. Вроде бы хорошая идея о постоянном переобучении, получении знаний всю жизнь оборачивается той же конкурентной гонкой, страхом самому превратиться во второсортный товар. Вместо жажды знаний вперед гонит мысль о том, как бы не стать лузером. У этого страха много лиц. Кому-то не до знаний — остаться бы молодым и современным хотя бы внешне. Пластические операции, которые делают сегодня практически все актеры и телезвезды, — признак того, что они тоже себя ощущают «одноразовыми людьми». Как только придут новые и «свежие», эти будут безжалостно выкинуты на свалку.
Привычка иметь привязанность к предметам и вещам (да и к самим себе, «необновленным») должна уйти в прошлое, считают апологеты экономического ускорения. Вот цитата одного из новых учебников по маркетингу: «Старые добрые отношения (между людьми и вещами) предполагали «долгое ухаживание»: зарождение процесса желания, выбор и тщательную оценку вариантов, а затем покупку и долгое счастливое обладание. Сегодняшние отношения построены, видимо, на куда более иррациональных позывах. Они похожи на яркую, романтичную любовь, которая быстро вспыхивает, но так же быстро и проходит, причем все реже из-за износа или поломки вещей и все чаще из-за их морального устаревания или просто из-за того, что они надоели своим хозяевам». Красивая версия льстит себе — новый стиль потребления основан не на любви, даже «с иррациональными позывами», а на боязни остаться за бортом.
Зигмунд Бауман в своей книге Liquid Modernity (2000) («Текучая современность») писал, что капитализм стал легким, а его движущая сила теперь — неуверенность людей в себе, «жадный, никогда не завершающийся поиск новых, улучшенных примеров и рецептов жизни…». Одноразовые вещи и люди сменяют друг друга, «цель ничто, движение — все». Каждому дают возможность стартовать, вежливо умолчав о том, что финиша никто не увидит.
Марксу приписывают слова о том, что счастье — это борьба, и находят это мнение смешным. Борьба — для идиотов, а уж нас-то всех ждет теперь спокойное буржуазное счастье. В реальности все вышло наоборот. Это сейчас идет ежеминутная битва за успех, как с собой, так и обстоятельствами, — стал ли ты «личностно-эффективным», идешь ли в ногу со временем, окружен ли новыми вещами, можешь ли покупать столько, сколько хочешь, не лишился ли возможности вовремя выплачивать взнос по взятому кредиту? По сравнению с этим бегом за призраком благополучной жизни, который всегда на шаг впереди и недосягаем, борьба за победу мира во всем мире выглядит куда менее энергозатратным мероприятием. Здесь кроется и подлинный механизм производства одноразовых товаров — эта система не предполагает, что человек может быть счастлив, доволен хотя бы какое-то время тем, что у него есть, и не захочет участвовать в марафоне приобретения псевдоновинок.
Проверка на прочность
Вся эта беспощадная к участникам гонка происходит к тому же в кредит. В отличие от вышедших из моды кофточек и mp3-плееров, долги не утилизируются и не отправляются на свалки. Они методично накапливаются. Передовики потребления — домохозяйства США давно и плотно живут не по средствам, а с 2002 года их суммарные долги устойчиво превышают доходы (График 2).
Общество с бесконечной сменой товаров не только исчерпывает конечные ресурсы планеты и предполагает, что большая часть ее населения будет за гроши эти товары производить. Даже тем, кто «в доле», — самим жителям развитых стран — оно предлагает ограбить самих себя. Ее защитники утверждают, что если на Западе человек не будет покупать 10 китайских маек, которые прослужат пару месяцев, а купит одну качественную, то это ударит и по бедным странам, куда вынесены производства, и по экономике «золотого миллиарда».
Не на уровне лозунгов, а на уровне цифр попробовали выяснить этот вопрос экономисты из Кембриджского университета (Группа диаграмм 1). Как можно увидеть, увеличение срока службы женской блузки, продающейся в Соединенном Королевстве, приводит к положительным эффектам в масштабах всего мира с точки зрения экономии ресурсов и снижения вреда окружающей среде. Однако повысит уровень безработицы в Индии и снизит операциональную прибыль корпораций в Британии, а британской природе нанесет еще и вред, так как долгий срок службы вещи предполагает большее количество стирок, порошка, отбеливателей, а значит, и затрат электроэнергии (а это работа электростанций с их отходами) и вредных выбросов. Неужели из этого круга нет выхода?
Исследователи упоминают, что перенос производства текстиля обратно в развитые страны мог бы быть эффективен при условии внедрения новых современных технологий производства, а негативные эффекты долгосрочного использования вещей могут быть скомпенсированы разумным подходом к фазе их «жизни», например, использованию новых моющих средств и отказу от сушки в стиральной машине. Сами же вещи могут, во-первых, во многих случаях браться напрокат (спецодежда, униформа корпоративных служащих и медперсонала и т. д.), во-вторых, быть отданы нуждающимся вместо выбрасывания. Простое увеличение цены с небольшим улучшением качества, по подсчетам авторов, может вдвое увеличить срок службы одежды, вдвое тем самым уменьшив количество «текстилеоборота», при тех же прибылях производителям. А «потери» от потенциального снижения числа рабочих мест могут компенсироваться их ростом в сфере «продления жизни» вещей — восстановлении, индустрии ремонта и перешива одежды, что возможно только с более качественными изделиями. Но в своих выводах авторы признают: главная проблема — в образе мыслей покупателей, не представляющих жизни без все новых покупок. Добавим — и в идее всей экономики, подразумевающей, что только все большее потребление способно поддержать на плаву весь нынешний миропорядок.
Если нынешние тренды не изменятся, картина будущего должна быть такой: товары становятся все более быстроживущими и несущими все более мимолетные смыслы. Дизайн ощущений, соответствие настроениям потребителей, предельная кастомизация и «сверхвыбор». Машины, меняющие цвет в зависимости от настроения владельца и музыки в магнитоле. Мобильный телефон, способный сегодня выглядеть веселым, завтра — грустным, а послезавтра — задумчивым. Все это весьма занимательно, но вопрос, кто за все это заплатит? «Продолжительное использование нынешних моделей производства и использования электронных гаджетов, которые служат меньше года, приводит к нагрузке на окружающую среду, которую та не в состоянии вынести, — это слова не антиглобалиста-неформала, а сэра Мартина Соррелла, основателя и CEO компании WPP, второй по величине мировой корпорации в сфере рекламы и коммуникаций. — Пропаганда сверхпотребления, когда дорогостоящие товары производятся с бездумным использованием земных ресурсов, чтобы почти сразу же стать старомодными и быстро выйти из строя, может принести выгоду краткосрочно, но в долгосрочной перспективе это ненадежно и безответственно».
Сейчас сами маркетологи утверждают, что уровень потребления сегодня поддерживается исключительно тем, что продают не товары, а связанные с ними психологические ощущения и эмоции — успеха, самореализации, самоуважения. Более того, все чаще люди уже не умеют выразить все это без «умных помощников» — вещей, умеющих сообщить о стиле и настроении владельца лучше, чем он сам. Это искусственная привязка, проводимая намеренно. Например, уже сегодня «общение» — это не возможность поговорить с другом лично, общение уже в большей степени вызывает ассоциацию с коммуникаторами и мобильными телефонами, социальными сетями и прочими инструментами общения, которые к тому же постоянно устаревают и нужны все более новые и модные. Футурологи от маркетинга уверяют, что в будущем вообще вся сфера эмоций, чувств, психологических переживаний людей, «человеческого» будет отражаться товарно-услуговым миром, и без индивидуализированных, живущих в моменте товаров вообще нельзя будет ничего ни выразить, ни понять.
Так средство намеренно превращают в цель. Бесконечное разнообразие одноразовых вещей иллюзорно. Чем больше этих предельно-дружественных и вежливо не требующих привыкать к ним товаров-спутников, тем больше мы лишаемся возможности быть самими собой без этих недорогих «костылей».
Но ведь все те эмоции, которые нам продают вместе с этими товарами, можно получить и в другой, более сбалансированной экономической системе, без потока вещей, бесконечно сменяющих друг друга. Это функциональная экономика, где ресурсы тратятся на решение вопросов инфраструктуры, повышение качества жизни, энергосберегающие технологии, здравоохранение. В такой системе найдется место как самовыражению не только через покупки, так и неодноразовым товарам — качественным и долго не выходящим из строя, спрос на которые не надо будет поддерживать с помощью ставок на тщеславие и кнопок самоуничтожения.
Попробуйте купить для своей близорукой бабушки простой, надежный мобильный телефон. Без фото и видеокамеы, без плеера, без тем паче Интернета. Телефон с большими кнопками и цифрами, сделанный только для того, чтобы звонить и отвечать на звонки. Не купите ни за какие деньги, хотя нет ничего проще, чем его изготовить. Дело в том, что бабушка, если телефон ей понравится, менять его уже не захочет. А телефоны делают в последнюю очередь для того, чтобы по ним звонили (хотя с этим приходится все-таки мириться), а в первую для того, чтобы их покупали, желательно не реже, чем раз в год. Поэтому главный принцип телефонного(и, увы, не только телефонного) производства и торговли состоит в том, чтобы товар в кратчайшее время после покупки устарел, по меньшей мере морально.
Мобильники, наверное, самый яркий символ общества одноразового потребления, но если внимательно оглядеться, то одноразовость нашей жизни лезет из всех щелей. Одежда, обувь, техника, гаджеты... Ладно, если бы дело ограничивалось только этим, только не получается. Одноразовость пришла и в культуру, и в семью, и в мораль, и в политику. Пришла и, похоже, сметает все на своем пути: природу, людей, целые государства. Банкротство Исландии и Греции не результат ли одноразовой политики?
Слово «ценности» уже практически утратило свой изначальный смысл. Маркетинговый принцип одноразовости прост до неприличия и срабатывает практически везде и во всем. И в радости, и в горе. Нас радуют все новыми и новыми соблазнами, новыми и новыми достижениями моды и техники. Но ведь можно заработать и на страхе. И неплохо зарабатывают, ежегодно пугая человечество пандемиями, чтобы в планетарном масштабе втюхать привику то от птичьего гриппа, то от свиного, то от атипичной пневмонии. Такая вот одноразовость страха. Дошло до того, что наиболее продвинутые конспирологи подозревают, что даже кружащий над Европой исландский пепел и заливающая Мексиканский залив нефть тоже суть маркетинговые ходы.
Похоже, что за одно единственное поколение человечество, вернее та его часть, у которой водятся хоть какие-то деньжата, вообще потеряло память и перестало думать впрок.
Формула сведена до категорического ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Это не «после нас хоть потоп», этот потоп, состоящий из смеси прогресса и алчности, не после, а при нас и с нашей помощью уже поднялся по пояс, а может, и выше. Мир оказался в положении княжны Таракановой и отказывается в это поверить.
Собственно говоря, у нас, на постсоветском пространстве, есть хоть какое-то оправдание: почти весь ХХ век потребление здесь регулировалось на редкость неэффективным и чудовищно несправедливым распределением. Но, как писал покойный Д.А. Пригов, «во всяком безобразии чего-то есть хорошего». Мы успевали полюбить те мелочи, в том числе и одноразовые, которые нам изредка перепадали (вспомните хотя бы заправки одноразовых зажигалок и шариковых ручек). Мы в поте очередей добывали сокровенное: мебель, технику, одежду... 20 лет назад половина вывесок на улицах наших городов начинались со слова «ремонт». И вдруг над замученной дефицитом страной открылись хляби ширпотреба. Изголодавшийся покупатель слился в экстазе с продавцом — умелым, безжалостным, с продуманной до мелочей, до деталей стратегией, обрушивающейся всей своей мощью даже на тех, кто покупать не хочет. Но, оказывается, ничем мы ни от кого не отличаемся. Повсюду в мире происходит то же самое.
За какие-то 20—30 лет цивилизация отвернулась от элементарного, казалось бы, постулата «Беречь и преумножать». Сегодня на знаменах начертано «Попользоваться и выбросить».
Поколения ремесленников, инженеров, изобретателей ломали головы над тем, как продлить жизнь производимого ими продукта. Сегодня они цинично програмируют промышленную эвтаназию немедленно после окончания гарантийного срока.
На самом деле человечеству угрожает пандемия, но вакцина от нее еще не изобретена. Да и кто захочет над этим трудиться? Разве на вакцине от одноразовости заработаешь?
Человечество с колоссальной скоростью унитожает свои скудеющие запасы воды и леса. Оно захлебывается в своих собственных отходах. Переработака мусора становится все более трудноразрешимой проблемой, которую мы ежеминутно усугубляем.
На алтарь этой безумной гонки несут все новые и новые жертвы. Для многих уже и семья, и друзья, и культура, и вера суть отработанный ресурс.
Тем более что всегда найдутся плутоватые коробейники, готовые предложить свой товар на любой выбор — от воскрешения мертвых до акул в формалине.
Но не будем возмущаться. Нам продают только то, что мы сами покупаем.
* * * Твои слова для меня пустяк, Ты для меня самый злейший враг, Ты мой соперник, и я тебе при встрече не дам руки. И ты не жди, что будет ничья, И если нежусь я у ручья, Тебе глаза выжигают в пустыне злые пески. Когда не греет дырявый плащ, А ты устал и хочешь тепла, То знай, что я сижу в кабаке с кувшином вина, мой враг. А если ночь застала в пути И хлещет дождь, и ветер свистит, То будь уверен, что надо мною светит луна. Найдешь невесту - я уведу, ты это сразу имей в виду, А если ты вдруг захочешь мне отомстить, мой враг - Твоя стрела не найдет меня, Мой конь быстрей твоего коня, И даже ведьма тебе помочь не сможет, чудак!
...Но если примешь неравный бой, Я молча встану рядом с тобой. И будем мы одним разящим насмерть клинком, мой враг... И ты не спрашивай - почему, ведь я и сам себя не пойму, Я только знаю - точно знаю, что это так...
острожноТе, кого мы называем детьми родились примерно в 1996-97 г.г. Тогда мы уже умели ходить, говорить, учились писать и читать.... Они никогда не пели "белые розы" и "желтые тюльпаны". Не танцевали макарену или ламбаду, не запирались в комнате, слушая Арию или Сектор газа. Для них, СПИД и безработица существовали всегда. Они никогда не играли в резиночку на перемене и не копили вкладыши от жвачки "Лов из", не собирали наклейки и не вклеивали их в альбом про Барби или Белоснежку. Они считают, что лучшая одежда всегда продавалась в магазинах, а не на рынках в воскресенье утром... Они даже не знают, что такое приставка Денди или Сега. Они никогда не видели дискеты 5дм. CD появился, когда им только исполнился год, а аудиокассета для них декоративный аксессуар в стили ретро. Они не представляют, какими раньше были телевизоры и как можно было их смотреть в черно-белом изображении, они даже не смогут объяснить, как люди обходились без пультов дистанционного управления. Возможно, что они никогда не видели фильм " Электроник" и не записыпали музыку из сериала "Элен и ребята" и даже не знают, кто такие Иден Кэпвелл и Круз Кастильо...да даже "Дикий Ангел" они видели ещё совсем детьми и девушки, крутящие попами под "Камб ё долёёёр, ор ивер дааааан" не производили на них никакого впечатления... Им кажется, что проводной телефон - это выдуманая штука из старых фантастических фильмов, а пейждер - просто смешное слово. Для них, колеса у роликов всегда были выровнены в одну линию, а Майкл Джексон всегда был белым. Так кто же эти люди, которых мы называем детьми??? ..... ОНИ - это теперешняя молодежь!!!!!! Вот, несколько признаков нашего старения: 1 Ты понимаешь вышеизложенный текст, улыбаешься и говоришь "Эххххх!....." 2 Ты иногда занимаешься спортом и переполняешься от этого гордостью.. или иногда на тебя нападает желание скушать полезный кефир или овощи... 3 В твоем ночном столике или в сумке есть лекарства от головной боли, или болей в желудке, ну или но-шпа на всякий случай... 4 Дети теперь обращаются к тебе на "вы". 5 Твои друзья женятся.